Рыцарь Теней - Страница 42

— Доброе утро, Призрак.

— Зачем ты его оставил? Это самое могучее волшебное орудие из всех, какие я видел.

— Я его не оставил, просто хочу призвать Знак Логруса и боюсь, они не поладят. Я сам немного беспокоюсь, как пойдет у меня с Логрусом теперь, когда я настроен на Образ более высокого порядка.

— Мне, наверное, стоит убраться подальше, а к тебе вернуться позднее.

— Нет, останься. Если что пойдет не так, попробуй меня выручить.

Я призвал знак Логруса. Он повис передо мной. Ничего дурного не произошло. Я частично переключил внимание на Камень и увидел сквозь него Логрус под несколько иным углом. Занятно. Однако вполне безболезненно.

Я мысленно вернулся в свои глазницы, просунул руки в отростки Логруса, пошарил.

Меньше чем через минуту предо мной стояли тарелка с оладьями, порция сосисок, чашка кофе и стакан апельсинового сока.

— Я бы все доставил куда быстрее, — заметил Призрак.

— Не сомневаюсь. Просто проверяю, работает ли.

Я жевал и думал, что в каком порядке делать. Доел, отправил тарелки обратно, снял с валуна Камень, повесил на шею и встал.

— Ладно, Призрак. Пора возвращаться в Амбер, — сказал я.

Он увеличился, открылся и снизился, чтобы я мог пройти в золотую арку. Я шагнул вперед…

…и в комнату.

— Спасибо.

— Не за что, папа. Слушай, у меня вопрос: когда ты потребовал завтрак, не заметил ли ты чего-нибудь странного в поведении Логруса?

— То есть? — спросил я, подходя к рукомойнику.

— Начнем с телесных ощущений. Как он, по-твоему… упирался?

— Я бы такого слова не употребил, — сказал я, — но вообще-то, когда я его отпустил, он исчез не сразу. А что?

— Так, возникли некоторые соображения. Ты ведь можешь колдовать и с помощью Образа?

— Да, но с Логрусом мне сподручнее.

— Попробуй при случае испытать обоих и сравнить.

— Зачем?

— У меня возникли кое-какие предчувствия. Расскажу, как только проверю.

Призрак исчез.

Я выругался и умылся.

Когда я выглянул в окно, там кружился снег. Я выдвинул ящик стола, нашел ключ. Кое-что надо было сделать незамедлительно.

Я вышел в коридор, но после первых же нескольких шагов меня остановил звук. Я постоял, потом двинулся мимо лестницы. Звук нарастал. К тому времени как я добрался до длинного коридора, идущего мимо библиотеки, стало ясно, что вернулся Рэндом. Никто другой не умеет так барабанить — да никто и не посмел бы коснуться королевских барабанов, даже если б умел.

Я миновал приоткрытую дверь в конце коридора и повернул направо. Моим первым движением было войти, отдать Камень Правосудия и объяснить, что произошло. Однако я вспомнил слова Флоры: честность, прямота и открытость тут до добра не доведут. Мне не хотелось верить, что это — общее правило, однако сейчас честность и прямота вынудили бы меня долго и нудно объясняться, в то время как я хотел бы заняться совсем иным: мало того, очень может быть, что Рэндом запретил бы мне этим заниматься.

Я дошел до дальнего входа в столовую, заглянул внутрь. Пусто. Справа, насколько я помнил, панель отодвигается. Стена между библиотекой и столовой полая, а на ней — не то веревочная лестница, не то крючки, по которым можно добраться до потайного входа на библиотечную галерею. Если мне память не изменяет, там же можно спуститься по винтовой лестнице в пещеру. Я надеялся, что эти сведения мне не понадобятся, но уже достаточно проникся семейным духом, чтобы меня потянуло подслушивать и подглядывать, тем более что, судя по приглушенным голосам из полуоткрытой двери, Рэндом был в библиотеке не один. Если знание и вправду сила, то лишним оно не окажется, особенно в моем уязвимом положении.

Панель легко отодвинулась, я посветил внутрь волшебным светом и одним махом запрыгнул сам. Довольно быстро вскарабкался по стене, медленно и тихо отодвинул следующую панель — спасибо, кто-то поставил перед нею большое кресло. Я мог, оставаясь невидимым, смотреть из-за правого подлокотника в северный угол комнаты.

Играл действительно Рэндом, а Мартин, весь в коже и металлических цепочках, сидел перед ним и слушал.

Рэндом вытворял нечто невиданное. Он играл пятью палочками — держал по одной в руках, под мышками и в зубах. По ходу игры он перекладывал их: изо рта — под мышку, из-под мышки — в правую руку, из нее — в левую, из левой руки — под мышку, а оттуда — в зубы. И ни разу не сбился с ритма.

Эго завораживало. Я смотрел, пока он не перебрал все. Старые королевские ударные меньше всего напоминали пластиково-люминесцентную мечту джаз-рокмена: тарелки размером с боевые щиты, куча тамтамов и пара больших барабанов, освещенные, словно Корал в кольце огня. Они были сделаны до того, как малые барабаны стали тонкими и нервными, большие — съежились, а тарелки гипертрофировались и начали гудеть.

— Никогда такого не видел, — сказал Мартин.

Рэндом пожал плечами:

— Валяю дурака помаленьку. Научился у Фредди Мура в тридцатых, в Виктории, когда он играл с Артом Ходсом и Максом Камински. А может, и не там. Не помню. Это еще была эстрада, никаких тебе микрофонов, и плохой свет. Приходилось напяливать на себя черт-те что или откалывать такие вот штучки, чтоб народ ходил слушать.

— Жалко, что им приходилось так выделиваться перед толпой.

— Ага, вы никогда не рядились черт-те во что и не швыряли в толпу инструментов.

Наступило молчание. Мартинова лица я не видел.

— Я не о том, — наконец произнес Мартин.

— И я не о том, — отозвался Рэндом. Он бросил три палочки на пол и заиграл снова.